Судебная коллегия по делам военнослужащих Верховного суда РФ

Москва, Малый Харитоньевский д. 12

 адвоката – защитника Р.П. Чернова

 полномочия по уголовному делу:

-ордера адвоката № 92, 93,94, 95, 96, 97  от 05.02.2020 (в деле), выданные Адвокатской консультацией № 1 МРКА  по делу № 223-АПУ19-6 (ваш номер).

 119017, Москва, Старомонетный переулок д. 9, стр. 2, т. +7 926 6969 608

 в защиту:

Нурлыгаянов Ринат Ранифович,

Файзрахманов Данис Миратович,

Мустафин Халил Фанавиевич,

Хамзин Рустем Валерианович,

Вахитов Линар Мунирович,

Галлямов Рустем Равильевича

 Заявление

тезисов речи защитника –адвоката Р.П. Чернова в прениях сторон (для приобщения к материалам дела)

 Глубокоуважаемый Суд, уважаемые участники  процесса!

 1.ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Тезис доказывания: приговор по делу подлежит отмене с направлением на новое рассмотрение не только в силу существенных нарушений, допущенных по делу, не подтвержденности выводов суда фактами дела, но и связи с тем, что такое решение политически необходимо государству в целом, Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ,  ФСБ РФ,  в интересах народа России. 

 С начала февраля 2020г Судебная коллегия по делам военнослужащих Верховного суда РФ рассматривает настоящее дело в порядке апелляционного производства. Казалось бы, оно должно было пройти рядовым образом. Действительно, сегодня такие обвинения  как: участие в террористической организации, организация террористической организации, насильственный захват государственно власти, в нашей многострадальной стране, пережившей многочисленные атаки террористов, являются клеймом в сознании широкой общественности. Собственно, сегодня, в отличие от времен все той же первой «Чеченской кампании» физическая ликвидация лиц, причастных к террористической деятельности в той же Чечне и Дагестане, порой, даже не заслуживает полноценной доследственной проверки на предмет правомерности применения оружия. Сегодня можно застрелить человека, написать рапорт о том, что он террорист и никакого уголовного дела возбуждено не будет. Но даже, если будет, то все мы знаем, что  ст. 108 УК РФ  в соединении с ст. 56 УК РФ гарантирует сотруднику правоохранительного органа не назначение наказания в виде лишения свободы (лицо впервые совершившее преступление небольшой тяжести лишению свободы не подлежит). Таким образом, то, что  наши подзащитные в количестве 21 человека все еще живы  — уже достижение и большое везение. Не могу не процитировать В. Высоцкого: «Спасибо, что живой…».

 Очевидно, что у государства  в данном случае имеется иной интерес. Смею надеяться, что этим интересом является Правосудие. Вместе с тем, моя надежда  наталкивается на непреодолимое препятствие. Я всегда считал, что система правоохранительных органов, судов, адвокатуры в максимальном своем сущностном предназначении служит единственной цели: разрешать социальные противоречия таким образом, чтобы людям было проще, безопаснее  обращаться к юстиции, чем брать в руки оружие с тем, чтобы осуществить самосуд или реализовать право народа на восстание, как это описал Гуго Гроций, и закрепили Конституции развитых буржуазных стран. В настоящем деле совершенно обратная ситуация. Как известно уважаемому Суду, нет даже намека, разговора об оружии, каком- либо насилии, но сроки лишения свободы у моих подзащитных за 20 лет.

 Какой посыл обществу дает проверяемый  нами приговор? Это сообщение почти ветхозаветное, напоминает Экклезиаста – «Без разницы». Все равно. Получается, если вести мирный образ жизни, соблюдать закон, не касаться оружия, не совершать никакого уголовно –наказуемого деяния… то можно за это получить 24 года лишения свободы  по основаниям изложенным в нашем приговоре (об это еще скажем). Ну, логический вывод у наблюдателя  напрашивается же очевидным образом, неправда ли?..

Мое глубокое убеждение  состоит в том, что не я один такой умный, что лица, обеспечившие данный приговор, не могут не понимать, что такое правосудие толкает к гражданской войне, вызывает ненависть, распрю в обществе, что, собственно, делает указанных лиц максимально востребованными для государства в его тяжёлую минуту.  Сначала они проблему создают потом ее решают…

 С другой стороны, уважаемая мною Судебная коллегия, на мой взгляд, больше представляет  мое государство, мое Отечество, чем оперуполномоченные сотрудники ФСБ по РБ и следственное управление. Поэтому, я не буду опускать руки, я верю, что Высокий суд добросовестен. Сторона защиты неоднократно имела возможность убедиться в том, что режим законности не пустой звук в настоящем судебном заседании. В результате слушаний сторона обвинения отказалась от принесенного апелляционного представления, что вселяет надежду.

Вместе с тем, Процессуальный закон – это всегда некоторая ритуалистическая процедурная последовательность действий. Ритуал (игра) – это то, что сделало человека человеком. Например, каннибализм в эпоху верхнего палеолита рождает ритуал кулинарии, когда место убийства, разделки тела  отстраняются от места приема пищи, поедающий не касается руками съедаемого (генезис столовых приборов). Благодаря этому ритуалу кулинарии, если Вам сегодня под видом баранины подадут человечину –вы не почувствуете разницы.  Правосудие тоже  может быть именно таким ритуалом – помогающим избавиться от неприятных эмоций в отношении жертвы. И в случае, оставления в силе приговора Приволжского военного суда  от 30.07.2018 наше с вами судебное заседание, по моему мнению, будет именно таким ритуалом.

 На мой взгляд, отмена этого «людоедского» приговора необходима прежде всего государству, в интересах государства. На руках нашего государства репрессии 30-х годов прошлого века, когда людей расстреливали за то, что при обысках находили литературу Троцкого, Ницше, Шопенгауэра. Мы всё это уже проходили. Вспомните как раньше назывался орган, в котором мы сейчас разбираем это дело? Военная коллегия Верховного суда СССР. Неужели вас не настораживает то обстоятельство, что политическая власть ограничилась только ребрендингом? Что вот это дело наглядно показывает, что  фактически воспроизведена работа «Расстрельного дома» 1937-1938? Да, сейчас не расстреливаем (хотя, напрмиер, с учетом здоровья Хамзина Р.Р. его срок –это смертельный приговор), да и не рассматриваем дела списком, обеспечивается, хоть и по ВКС  habeas corpus, но с учетом удаления Нурлыгаянова Р.Р. и других из процесса судом первой инстанции, «доказательствами» членства, вступления в ТО, различия не так уж существенны.

Замечу, что в сущности работа органов безопасности по таким политическим делам не поменялась. И Суд они ровно, как и в 1937-38 годах воспринимают как орган легализации. И возможно это не благодаря тому, что судьи, якобы, в сговоре с ФСБ и являются единой системой, нет это было бы и примитивно, и тяжело управляемо, а достигается это нашим уголовно- процессуальным законодательством, которое обеспечивает органу дознания такое же всесилие, как и в 1937 году. 

 В связи с тем, что по нашему делу именно ФСБ РФ было инициатором уголовного преследования как орган дознания, в дальнейшем именно следственное управление ФСБ РФ расследовало дело, считаю необходимым  провести перед уважаемой Судебной Коллегией некоторый анализ нашего действующего процессуального законодательства, применение которого лишило суд  первой инстанции принять какое- либо иное решение, кроме обвинительного приговора. Также по результатам этого объяснения, думается, для Судебной коллегии станет очевидным почему именно в интересах суда отменить этот приговор. Связано это, как мы увидим будет с тем, что при известности Суду нижеприведенных аргументов, иное решение, кроме отмены будет однозначно свидетельствовать о том, что в России на законодательном уровне существует механизм, позволяющий обеспечивать уголовную репрессию в отношении заведомо невиновных таким образом, что суд не в состоянии что – либо  противопоставить органам дознания, а следовательно является фиктивным органом, выражаясь языком спецслужбы «органом прикрытия», а, наш суд, по моему мнению, — прямым продолжателем дел Военной коллегии Верховного суда СССР 1937-1938 годов.

Тезис доказывания:В российском Уголовно- процессуальном законодательстве  создана система, когда органы дознания имеют законом предусмотренную возможность вести тайный сбор доказательств виновности, выступая полноценными участниками уголовного судопроизводства, при этом отсутствует какой- либо препятствующий фильтр трансформации материалов ОРД в доказательства, на стадии уголовного судопроизводства до стадии уголовного преследования, действие презумпции невиновности не обеспечивается, право на защиту не обеспечивается (в рамках ОРД не предусмотрено, на стадии следствия используется прием возбуждения дел в отношении неустановленных лиц, соединение, разъединения дел).

 Обоснование. Методологически значимое отличие  между оперативно – розыскной деятельностью в целях пресечения преступления и процессуальной деятельностью в форме т.н. доследственной проверки, предварительного расследования лежит именно в области понятия доказательств по уголовному делу.  С точки зрения Теории результаты ОРД служат для возбуждения уголовного дела, в рамках которого уже публично и гласно осуществляется уголовное преследование конкретного лица, с обеспечением ему права на защиту, действием презумпции невиновности и прочее. Законодатель опять же применяет принцип законности как единственно возможного достаточного основания для бытия результатов ОРД в уголовном деле, ст. 89 УПК РФ: «В процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом». И на первый взгляд даже, скажем, для методолога науки, не сталкивавшегося с нашей системой как она есть, логическая цепочка выстроена. Есть фильтр процессуального права (все та же законность), если нарушен закон, то результаты ОРД использовать нельзя. Тем более, что согласно ст. 1 УПК РФ «Порядок уголовного судопроизводства на территории Российской Федерации устанавливается настоящим Кодексом, основанным на Конституции Российской Федерации», а тут вам и ст. 7, 75 УПК РФ, и практика Конституционного суда, и прочее. Но опять же на стадии уголовного судопроизводства,  а значит и на стадии досудебного  производства, и стадии  проверки сообщения о  преступления, (ст. 144 УПК РФ) мы неизменно обнаруживаем орган дознания как участника проверки сообщения о преступлении. И вот здесь конечно Теория говорит нам о том, что у органов дознания есть свой специальный закон. Посмотрим на этот шедевр законодательной мысли -  ФЗ «Об оперативно- розыскной деятельности» от 12.08.1995 № 144-ФЗ. Никакой конкретики, сплошные декларации, контурные обозначения. При этом 9/10 и более ОРД у нас регулируется ведомственными нормативно — правовыми актами, большая часть которых  «для служебного пользования», а наиболее важная  имеет гриф «секретно», а следовательно охраняется режимом уголовно- правового запрета гостайны (ст. 283 УК РФ). Закон об ОРД не формирует никаких критериев допустимости доказательств, этот закон имеет целью создать видимость бытия законности. Как пример, ст. 11 ФЗ № 144-ФЗ: «Результаты оперативно-розыскной деятельности могут служить поводом и основанием для возбуждения уголовного дела, представляться в орган дознания, следователю или в суд, в производстве которого находится уголовное дело или материалы проверки сообщения о преступлении, а также использоваться в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств, и в иных случаях, установленных настоящим Федеральным законом». Первое, результаты ОРД в соответствии с ст. 140 УПК РФ никак не могут быть поводом к возбуждению уголовного дела. Второе,  это как же Уголовно- процессуальный закон у нас регулирует собирание, проверку и оценку доказательств?  Посмотрим, ст. 86 УПК РФ (Собирание доказательств): «Собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом», ст. 87 УПК РФ (проверка доказательств): «Проверка доказательств производится дознавателем, следователем, прокурором, судом путем сопоставления их с другими доказательствами, имеющимися в уголовном деле, а также установления их источников, получения иных доказательств, подтверждающих или опровергающих проверяемое доказательство»,  ст. 88 ч.1 и 2 УПК РФ (Правила оценки доказательств): «1. Каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности — достаточности для разрешения уголовного дела. 2. В случаях, указанных в части второй статьи 75 настоящего Кодекса, суд, прокурор, следователь, дознаватель признает доказательство недопустимым», и, наконец, блестящий финал законодательной техники, именованный принципом уголовного процесса, ст. 17 УПК РФ ч. 1 (Свобода оценки доказательств): «Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью». Собственно, на этом законом предусмотренные требования к доказательствам (а значит и результатам ОРД) заканчиваются. Обратим также  внимание, что нарушение ведомственных приказов никакого нарушения режима законности не образует и основанием для исключения результатов ОРД не является. Как яркий пример письмо Первого заместителя начальника  управления ФСБ РФ полковника С.А. Каштанова  от 06 февраля 2018 № 5/55 -1462, которым сообщается в адрес Приволжского окружного военного  суда, что Акты ОРМ «Наблюдение» уничтожены, несмотря на требование сохранения материалов п. 17 раздела II «Инструкции о порядке предоставления материалов ОРД органу дознания следователю и суду», утвержденной совместными приказами  МВД России, Минобороны России и др. от 27.09.2013 N 776/703/509/507/1820/42/535/398/68. Формально — юридически нарушения закона нет, есть нарушение целевого бытия системы правосудия, уничтожение конституционных ценностей, а нарушения закона нет. Потому, что таков  фильтр, предусмотренный законом  (т. 274 л.д. 8, л.д. 74). Заметим, что истребуя  указанные материалы  в рамках судебного  производства, суд также не проводил их проверки, как  предписано выше законодателем, а непосредственно счел их доказательствами, приобщив к материалам дела,  то есть совершенно естественным образом выступил на стороне обвинения, нарушив и принцип состязательности, и независимости (ст. 15 УПК РФ). Как такое может быть?

А как может быть иначе? Посмотрим какими же  обязательными методами в отношении доказывания наделил законодатель правоприменителя (следователя, прокурора, суд), какие  верификационные приемы рассуждения вменил ему, чтобы создать эффективный фильтр между результатами ОРД и доказательствами?

  1. Сопоставление с другими доказательствами – ст. 87 УПК РФ;
  2. Установление источника – ст. 87 УПК РФ;
  3. Относимость — ст. 88 ч.1 ст. 252 УПК РФ (элемент причинно – следственной связи);
  4. Допустимость — ст., 7, 75, 88 ч. 1 и ч. 2 УПК РФ (законность);
  5. Достоверность — ст. 88 УПК РФ ( в т.ч. предмет правовой охраны ст. 303 УК РФ «Фальсификация доказательств и результатов оперативно- розыскной деятельности»);
  6. Достаточность для разрешения дела – ст. 88 УПК РФ (совокупность, в практике судьи пишут и о непротиворечивости);
  7. Внутреннее убеждение правоприменителя — ст. 17 УПК РФ;
  8. Закон — ст. 17 УПК РФ;
  9. Совесть -ст. 17 УПК РФ.

 Очень эффективно, неправда ли?  Даже формальная логика Аристотеля не упомянута… Поэтому  у нас и получается приговор, согласно которому подсудимые одновременно публично путем конференций, митингов проповедуют идеологию, которая предполагает насильственное свержение власти, и тут же соблюдают жесткую конспирацию, и они же приготовляются насильственно военным путем свергать государственную власть…

 Заметим «улику поведения» нашего законодателя, законность (за  режим которой мы так бились в этом процессе) упомянута 3 раза, сначала ст.17,  ст. 88 ч.1 и  ст. 2 УПК РФ, при этом видно, что опять же неосознанно. Напомню, что назначение писанного, не пыточного уголовного процесса было именно в том, чтобы придать судебному познанию безошибочную форму суждения. Не представляется ли нормативное регулирование Уголовно- процессуального закона, упомянутое ст. 11 ФЗ 144-ФЗ об ОРД,  недостаточным для использования слова «фильтр», для целей ст. 89 УПК РФ (а она именно запрещает использовать результаты ОРД). По сути у нас остается все тот же принцип законности как единственное основание отсева результатов ОРД, в остальных случаях, как видим,  процессуальный закон не содержит никаких значимых условий. Это означает, что результаты ОРД de facto  являются доказательствами по уголовному делу.  С учетом того, что ОРД охраняется государственной тайной, не лимитирована процессуальными сроками ст. 144 -148 УПК РФ, не может у нормального исследователя  вызывать удивление то обстоятельство, что наше правосудие носит обвинительный характер. Суд сегодня на законодательном уровне лишен возможности разрешать социальное противоречие надлежащим образом, так как он не может видеть в материалах дела указанного  противоречия.  Наше дело является ярким примером того, что сформированная органами дознания картина реальности не встречает вообще никакого противоречия в рамках производства по делу, кроме фикции презумпции невиновности, появляющейся на стадии уголовного  преследования (когда появляются лица). Прибавьте к этому то обстоятельство, что следователи Кадыров и Корепанов самостоятельно формировали повод к возбуждению уголовного дела, который сами же и рассматривали, отсутствие надлежащей защиты и получите вот такое дело, где собственно у суда нет иной картины мира, кроме как органов дознания.

Фактически вопрос виновности предрешается на стадии доследственной проверки органом дознания, вся остальная деятельность (возбуждение уголовного дела, производство следственных действий, судебное разбирательство) носит более имитационно — проверочный характер. При этом на стадии доследственной проверки, осуществляемой органом дознания в рамках ОРД, никакие искусственные механизмы, обеспечивающие бытие противоречия мысли не предусмотрены, а значит никакая достоверность познания не  обеспечивается (состязательность  сторон – это и есть искусственно  созданное противоречие  мысли в действительности, обеспечивающее достоверность познания вопроса виновности). Органы дознания таким образом назначили подсудимых террористами.

С учетом того, что наше  научное представление о составе преступления, это фактический плагиат конструкции бытия четырех причин Аристотеля[1], которые можно обнаружить в любом социальном явлении, у нас сложилась ситуация, при которой на стадии доследственной  проверки силами органов дознания в рамках полномочий ОРД  возможно усмотреть, задокументировать и доказать любому любой состав преступления. Собственно, советские методологи, разработавшие учение о составе преступления, взяли конструкцию парадигмы аристотелевского бытия и применили ее к понятию преступления. Очень удобно для целей репрессии того времени.

Указанное положение вещей приводит к тому, что удельный вес правосудия в решении  вопросов о виновности невероятно мал и сводится к «проставлению печати», это создает угрозу российской государственности. [2] Народ не понимает, что российский судья на законодательном уровне лишен возможности что –либо сделать, он  рассматривает дело по тем материалам, которые ему предоставила сторона обвинения.  Правосудие в России таким образом есть простая форма легализации деятельности органов дознания, подкрепленных предварительным расследованием, а проще говоря – профанация. Поэтому мне было особенно больно слышать как наши подсудимые молчали на следствии в надежде, что суд их не осудит, а их жены ждали суда, который вернет их мужей домой (выступление в прениях Миляуши Нурлыгаяновой).

Принцип законности не может выступать  какой- либо гарантией от необоснованного уголовного преследования, так как закон сам по себе всего лишь средство обеспечения воспроизводства той или иной конструкции, которая для целей правосудия (достоверное снятие социальных противоречий) должна быть изначально сбалансированна. У нас же  становление бытия в возможности «виновен»  происходит в отсутствии какой- либо системы обеспечения альтернативного бытия в возможности (представленного в действительности состязательностью, уравновешенной полномочиями защитника, равными обвинению) именно на стадии доследственной проверки. Далее действует правило энтелехии Аристотеля: пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее –нет уже становления. Предварительное следствие  как форма перехода сформированного бытия в возможности (с учетом отсутствия статуса подозреваемого в УПК РФ) на стадии доследственной проверки к предъявлению обвинения носит вспомогательный характер органам дознания и с точки зрения формирования парадигмы бытия значения не представляется существенным. Принцип состязательности таким образом сводится к состязанию с государством по уже сформированному бытию в возможности, а значит не может быть изначально реализован.

 Закон, как мы уже отмечали, выступает методологией познания виновности/невиновности лица. Редко, кто из потребителей гарантий защиты Уголовно — процессуального закона (подозреваемые, обвиняемые) различают уголовное судопроизводство (ст. 5 п. 56 УПК РФ) и уголовное преследование (ст. 5 п. 55 УПКРФ). Вместе с тем различия существенные. Сравним эти два термина. 

«Уголовное преследование — процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления» (ст. 5, п. 55 УПКРФ).

 «Уголовное судопроизводство — досудебное и судебное производство по уголовному делу» (ст. 5, п. 56 УПК РФ).

На первый, неискушенный взгляд, уголовное  судопроизводство соотносится с уголовным преследованием как понятие преступления (ст. 14 УК РФ) и состав преступления (ст. 8 УК РФ), различие процесса продуцируется здесь материальным правом. Действительно преступность деяния задана нам как явление вне зависимости от привлечения к уголовной ответственности субъекта. С появлением последнего связано основание уголовной ответственности, предусмотренное ст. 8 УК РФ, это должен быть вменяемый субъект, достигший возраста уголовной ответственности (обязательный элемент состава преступления).  При этом упоминание законодательно признаков состава преступления как основания уголовной ответственности, без законодательной дефиниции состава преступления уже вызывает вопросы о некоторой специальной тайности производства, но, допустим, это не специально. Итак, уголовное преследование как процессуальная деятельность возможна только в отношении субъекта уголовной ответственности, сегодня мы не устраиваем казни богов, животных, сил природы, как ранее. Целью является общая и частная превенция.  В то время как уголовное судопроизводство может быть лишено субъекта уголовной ответственности и поэтому не является формой уголовного преследования. Например, обнаружен труп с явными признаками насильственной смерти, но вот установить кто является убийцей так и не удалось, некого преследовать  в уголовном порядке. Но при этом существует оперативно- розыскная деятельность, предварительное расследование и… вот тут  первое приближение к вопросу заканчивается.  Действительно, а какое же судебное производство по делу, если разница в этих терминах сугубо субъектная? Не может же быть суда над тем, кто по делу не установлен?

Тем более, что ст. 389.17 УПК РФ, например, четко же указывает:

«Основаниями отмены или изменения судебного решения судом апелляционной инстанции являются существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые путем лишения или ограничения гарантированных настоящим Кодексом прав участников уголовного судопроизводства, несоблюдения процедуры судопроизводства или иным путем повлияли или могли повлиять на вынесение законного и обоснованного судебного решения».

Об этом же и п. 20 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.06.2019 N 19 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции»:

Совершенно очевидно, что здесь и законодатель, и правоприменитель исходят из того, что уголовное судопроизводство включает в себя участников, что оно субъектно, а значит наше красивое предположение неверно.

И, казалось бы, вот почему, функцией суда не может быть уголовное преследование, ведь ст. 15 УПК РФ  разделяет функции обвинения, защиты и разрешения дела. Поэтому уголовное судопроизводство и включает в себя судебное производство (функция разрешения дела) и, следовательно, шире уголовного преследования, которое есть деятельность стороны обвинения в отношении конкретного лица. Вот все и объяснилось, неправда ли?

Единственно, вот, что значит «досудебное производство»? Проверка сообщения о преступлении, доследственная проверка, предварительное расследование в форме дознания и следствия, надзирающая деятельность прокурора, участие прокурора, судебный контроль по ст. 125 УПК РФ… Но уголовно- процессуальный закон иного мнения. Предоставим ему слово.

ст. 144 УПК РФ: «Дознаватель, орган дознания, следователь, руководитель следственного органа обязаны принять, проверить сообщение о любом совершенном или готовящемся преступлении и в пределах компетенции, установленной настоящим Кодексом, принять по нему решение в срок не позднее 3 суток со дня поступления указанного сообщения»;

ст. 5 УПК РФ: «24) органы дознания — государственные органы и должностные лица, уполномоченные в соответствии с настоящим Кодексом осуществлять дознание и другие процессуальные полномочия»;

 ст. 40 УПК РФ относит к органам дознания: «1) органы внутренних дел Российской Федерации и входящие в их состав территориальные, в том числе линейные, управления (отделы, отделения, пункты) полиции, а также иные органы исполнительной власти, наделенные в соответствии с федеральным законом полномочиями по осуществлению оперативно-розыскной деятельности»;

ст. 1 ФЗ «Об оперативно- розыскной деятельности»: «Оперативно-розыскная деятельность — вид деятельности, осуществляемой гласно и негласно оперативными подразделениями государственных органов, уполномоченных на то настоящим Федеральным законом (далее — органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность), в пределах их полномочий посредством проведения оперативно-розыскных мероприятий в целях защиты жизни, здоровья, прав и свобод человека и гражданина, собственности, обеспечения безопасности общества и государства от преступных посягательств».

Таким образом, органы дознания, осуществляющие  в том числе негласную оперативно – розыскную деятельность,  являются у нас полноценными участниками как  уголовного судопроизводства, так и уголовного преследования.  Какие негативные последствия это может иметь?

Это наше дело № 223-АПУ19-6, где органы дознания, а именно Отдел защиты и безопасности конституционного  строя  ФСБ РБ, который беспрепятственно сформировал доказательства по уголовному делу в рамках ОРД, передал их следствию, которое не осуществляя никакой проверки полученных материалов (а зачем, это их же коллеги по тому же управлению  ФСБ?) возбудило уголовное дело в отношении, по моему мнению, заведомо невиновного 21 человека. Следствие не стесняется прямой письменной лжи, манипулируя полномочиями. Применив прием возбуждения дела в отношении неустановленных лиц, то есть легализуя материалы ОРД, следствие собирает материал в отношении моих подзащитных в рамках уголовного дела № 200066 от 05.11. 2012, манипулирует с поводом и основанием для возбуждения (скажем об этом позже), но для объединения дел идет на явную ложь, указывает, что преступление совершено одними и теми же лицами, в то время как дело расследует в отношении вообще неустановленных лиц (т. 4 л.д. 195). Но это так краткая иллюстрация  вольного обращения с законом.  Подробнее о нарушениях закона скажем позже.

 Поражает наглость, с которой орган дознания уверен в том, что даже при наличии массовых существенных процессуальных нарушений  люди все равно будут  нашим судом осуждены. Удивляет небрежность обращения с процессуальным законом, наглость с которой следствие, например,  фактически поручает суду восстанавливать утраченные следствием тома дела, содержащие протоколы обысков (т. 263 л.д. 1-7, т. 320, л.д. 8, 9).

 Как бы тяжко не было уважаемой Судебной Коллегии, но необходимо признать, что сотрудники органа дознания, пытаются нас привести к стандартам работы 1937-38 года, когда роль суда сведена к легализации материалов ОРД. Допустить этого никак нельзя.

 У нас проходят в качестве основных свидетелей  сотрудники органов дознания, где очные ставки с подсудимыми? Где доказательства связи ячейки с центральной организацией? Шифровки? Письма? Где собственно доказательства?

Во времена Большого террора был такой прием, который я все ожидал увидеть в материалах этого дела. Лицо задерживалось, а через день -два в его адрес почтой приходило письмо, в котором была шифровка от  врагов отечества. Ее аккуратно изымали  и приобщали к материалам дела, как неоспоримое свидетельство того, что задержанный являлся агентом иностранной разведки. Ранее соответственно уничтожал получаемые таким образом шифровки, но будучи задержанным не смог этого сделать. У нас нет даже этого.

У нас вообще нет никакой объективации умысла.

 При таких обстоятельствах, при оставлении в силе приговора у подзащитных появится возможность обращения в Европейский суд по правам человека (исчерпание средств защиты по внутреннему праву), а это означает, что мы юридически зафиксируем репрессивный характер нашего уголовного судопроизводства. Тем более, что ЕСПЧ уже признал, что содержание под стражей было избыточным и незаконным (копии решения приобщены в рамках настоящего судебного заседания).  

 Более того, одно дело со стороны России ссылаться, что у нас просто репрессивное законодательство, органы дознания и следствия слиты, суд беспомощен, другое дело, когда при всем этом органы дознания и следствия настолько наглы, что не соблюдают элементарных требований к процедуре уголовного судопроизводства, а суд настолько перед ними беспомощен, что даже не может одернуть их и потребовать простого соблюдения общепринятых текстуально закрепленных норм процесса, это уже позор.

 Это означает расписаться в том, что статус сотрудника ФСБ намного выше судейского, прокурорского, это означает в конце концов потерю самоуважения юстиции.

 Это сообщает неперсонифицированному кругу лиц, что правосудия нет, надежды нет, а, следовательно, время слов проходит, значит, суд превращен в придаток репрессивной системы, все вернулось на круги своя. Такое отношение к правосудию губительно для государственности.

Отмена этого приговора выгодна всем, кроме настоящей организации «Хизб ут-Тахрир», которая получает благодаря работе органов дознания неслыханный PR. Например, я знать не знал о существовании указанной организации. Отмена этого приговора  подчеркнет правосудность иных решений по делам «Хизб ут-Тахрир», покажет зарубежным партнерам,  их сателлитам, мажущим черной краской все отечественное, что в России соблюдаются стандарты правосудия, обеспечивается достоверность выводов суда о виновности, повысит престиж  системы военных судов в глазах сотрудников органов госбезопасности.

Я являюсь членом Межреспубликанской коллегии адвокатов, коллегии которая была создана в 1947 году для работы на закрытых, секретных объектах. Все члены коллегии ранее имели допуск к гостайне, были единственными защитниками по делам о преступлениях, расследовавшимися органами предварительного расследования  государственнной безопасности.  Я ответственно заявляю, что это дело – образец того как нельзя расследовать дела. Никогда бы подобное дело не прошло бы прокурорский фильтр еще 7 лет назад.  Что дальше? Начнем сажать людей за мнения? Вы понимаете, что при таком отношении к формированию основания уголовной ответственности, как это нам демонстрируют органы дознания и следствия УФСБ по РБ, осталось совершенно недолго до стандартов работы 1937 года?

https://www.youtube.com/watch?v=SSJH3h9JxcA&t=767s
 

Да 6 6

Ваши голоса очень важны и позволяют выявлять действительно полезные материалы, интересные широкому кругу профессионалов. При этом бесполезные или откровенно рекламные тексты будут скрываться от посетителей и поисковых систем (Яндекс, Google и т.п.).

Участники дискуссии: Мануков Михаил
  • 09 Марта 2022, 12:03 #

    Спасибо, что делитесь опытом! Назвать дело сложным это ничего не сказать. Речь отличная, по хорошему громоздкая. Советовал бы всем университетам и кафедрам уголовного права, данную публикацию поставить на изучение студентам, так как это очень хорошая коллаборация практики и доктринальности!

    +4

Для комментирования необходимо Авторизоваться или Зарегистрироваться

Ваши персональные заметки к публикации (видны только вам)

Рейтинг публикации: «Речь защитника в прениях сторон по делу 223-АПУ19-6 - ст. 205.5 ч.1 и ч. 2 УК РФ, ст. 278 -ст. 30 ч.1 УК РФ» 1 звезд из 5 на основе 6 оценок.
Адвокат Морохин Иван Николаевич
Кемерово, Россия
+7 (923) 538-8302
Персональная консультация
Сложные гражданские, уголовные и административные дела экономической направленности.
Дорого, но качественно. Все встречи и консультации, в т.ч. дистанционные только по предварительной записи.
https://morokhin.pravorub.ru/
Адвокат Фищук Александр Алексеевич
Краснодар, Россия
+7 (926) 004-7837
Персональная консультация
Банкротство, арбитражный управляющий: списание, взыскание долгов, оспаривание сделок, субсидиарная ответственность. Абонентское сопровождение бизнеса. Арбитраж, СОЮ, защита по налоговым преступлениям
https://fishchuk.pravorub.ru/

Продвигаемые публикации

Яндекс.Метрика